Зачем ребенку нужен шеф? И нужен ли шеф вообще? Все-таки, шеф – не семья. Это какой-то посторонний взрослый, который пишет время от времени письма. Присылает посылки. Его роль в жизни ребенка не совсем понятна. Да и вообще, играет ли в жизни ребенка присутствие постороннего взрослого какую-то роль?

Вообще говоря, в жизни детдомовских детей много людей «посторонних». Воспитатели, учителя, весь персонал детских домов и интернатов – люди в каком-то смысле «посторонние». Ну уж во всяком случае, не родные. Но у всех вышеперечисленных людей есть какие-то определенные функции. Понятно, что учитель – учит. Воспитатель – воспитывает. Ну если и не воспитывает, то, по крайней мере, поддерживает дисциплину, и на худой конец пытается занять ребенка чем-то невредным. А вот какова функция шефа? Что, собственно, дает ребенку наличие шефа в его жизни? Если не брать в расчет интересные письма и приятные подарки?

В этой небольшой статье я хочу изложить некоторые взгляды на то, почему те дети, которым повезло найти шефа, находятся в более благоприятной ситуации, чем их «неподшефные» товарищи. Почему присутствие всего-навсего одного, совершенно поначалу постороннего, и живущего вдали от ребенка человека, может самым существенным образом повлиять на дальнейшую жизнь ребенка. Может стать тем фактором, который сыграет весьма позитивную роль в способности ребенка к дальнейшей самостоятельной жизни.

В некоторых странах, например, Великобритании, США и Франции, в системе социальной помощи детям-сиротам широко используется термин «резилиенс».   В сущности, вся система мероприятий по поддержке кризисных семей, и по созданию благоприятных условий для развития ребенка в трудной жизненной ситуации (каковые мероприятия заменяют в странах более социально цивилизованных запихивание ребенка в детский дом), базируется на принципе этого самого «резилиенса». Означает это красивое слово весьма простую вещь. В переводе на русский, это слово означает что-то вроде «упругости» - т.е. «способности материала возвращаться в исходное состояние».

При чем же тут  дети? А вот при чем. В английской, например, социальной практике есть такое понятие – «ребенок с высоким резилиенсом». Ребенок, который, несмотря на все им пережитое – потерю близких, отсутствие надлежащего ухода, пренебрежение его нуждами, иногда физические лишения, унизительное чувство ненужности и брошенности – тем не менее, сохраняет способность и, главное, желание жить дальше, желание радоваться жизни, силы для развития и свершений. Как пружинка, которая, растянувшись, и пережив напряжение порой на пределе возможностей, все же возвращается в исходное упругое состояние. Наверное, это можно назвать «жизнестойкостью».

И что же, это какие-то особые дети? Откуда в них это «волшебное» качество – высокий резилиенс, эта жизнестойкость? Может быть, это заложено в генах? Или каким-то иным способом ребенок приобретает либо не приобретает это качество с рождения? Удивительно, но многолетние исследования на тему показали, что подобное качество в людях не является врожденным. Это качество – резилиенс, способность «упруго» реагировать на удары судьбы, не ломаться, не терять воли к жизни и желания что-то достигать  - зависит от некоего набора внешних факторов.

Какие же факторы могут сыграть свою роль? Ничего «загадочного», набор этих факторов достаточно банален. Если ребенок ходит в хорошую школу, и ему там нравится – это плюс в его копилку «жизнестойкости».  Если есть хорошая инфраструктура, и ребенок с детства чем-то занимается – в секциях и кружках, тем, что ему нравится – это повышает его общую жизнестойкость, закладывает некий «запас» на будущее. Там перечисляется еще сколько-то факторов, по поводу благотворного влияния на формирование личности вряд ли кто-то станет спорить – душевная привязанность, высокая самооценка, социализированность и т.д. Прекрасный набор факторов здорового развития. Только чем же это все может помочь ребенку, который живет за забором казенного учреждения, и имеет те «факторы», которые имеет?

Дело в том, что в этом списке есть один фактор, влияние которого оценивается весьма высоко. Звучит очень просто – «один поддерживающий взрослый». Всего один. Не родитель, не родственник – просто человек, который заинтересован в ребенке. Который его поддерживает. Что значит «поддерживает»? Не «тянет одеяло на себя», не старается «вытянуть» ребенка туда, куда самому нравится, а чуток и внимателен к нуждам и чаяниям самого ребенка. Тот, кто способен понять ребенка, его маленькие радости и его большую душевную боль. Тот, кто не будет ни «жалельщиком», ни «ментором», но станет другом, поддержкой, опорой и, может быть, духовным наставником.

Один поддерживающий взрослый. В этом есть определенная магия. Ребенок может жить заброшенным и запущенным. Его могут игнорировать, или дразнить, или ругать. На нем могут поставить крест. Но вот чей-то взгляд упал на ребенка, как луч прожектора, выхватывающий малую толику из мрака ночи. Упал, задрожал и…  вдруг – задержался. Не перескочил на что-то другое, не скользнул мимо, а остался, и продолжает светить. Сначала неожиданный свет ослепляет, и может быть, даже раздражает. Потом глаза к нему привыкают, и становится любопытно – а как это, при свете? Все немного по-другому…

А потом этот свет становится необходимым и желанным. И возникает страх – а вдруг он исчезнет. И приходит злость – ну если ты исчезнешь, так исчезай поскорей! Но если этот свет не исчезает, и тот, кто взял на себя смелость, остается смелым, то свет становится уже не просто частью жизни. Он становится смыслом и насущной потребностью. И рано или поздно происходит еще одно чудо – тот, на кого упал луч света,  сам начинает светить другим. Для того, чтобы стать Одним Поддерживающим Взрослым, нужно не так уж много. Всего один лист бумаги, всего одна ручка и один конверт. И уверенность в том, что для того ребенка, который получит письмо, это очень важно.

Под конец – небольшая рекомендация для тех, кто мог бы стать шефом ребенку из детского дома. Иногда об этом размышляют и в целом готовы писать письма детенышу, большому или маленькому, здоровому или не очень, живущему где-то далеко. Но останавливает мысль – «а нужно ли ему это? И что я могу дать – я, не очень сильный, не очень-то, может, успешный, не очень веселый, обремененный кучей своих проблем, самый обычный человек? Я не знаю ни подходов к детям, ни методик развития, ничего особенного, чему я мог бы научить ребенка в письмах». 

А дело в том, что шеф не должен быть каким-то «особенным». И «давать» ничего такого, специального, он не должен. Потому что ни стокилограммовые посылки с нужными и красивыми вещами, ни диски и ни книги не дают того, что может дать человек человеку – интереса к его неблестящей, повседневной жизни, к его радостям и огорчениям. Интереса человека к человеку.

 Татьяна Губина, психолог, специалист по семейному устройству детей, много лет проработала в московском дд №19, а сейчас работает в дд №37. Занимается подготовкой семей до принятия ребенка, сопровождением знакомства, консультированием семей с детьми.

Назад в раздел